`Chapter: 2

Блэквелл, услышав слабый и уставший голос Квинси, остановился. Он взглянул на мальчика, своим виноватым протяжным собачьим взглядом, довольно быстро приходя в себя от переполняющего гнева. Отступая от полуживой, он с уже привычным для окружающих спокойствием сказал:

— Элизабет права, возвращайтесь, оставьте нас одних, — добавив уже более дрожащим от нервного перевозбуждение голосом,— Прости меня, Ло.

Он извинялся за то, что не внушал надежности и показал одну из самых неприглядных своих сторон; за то, что постоянно делал хуже.

Когда дверь за Квинси и Элизабет захлопнулась, он только подумал измучить Анис длинными речами, не позволяя ей спокойно потерять сознание и умереть прямо сейчас. Беря в руки кольт, принадлежавшей самой девушки:

— Можешь цепляться за свою гордость до последнего. Это придаёт тебе ещё более жалкий вид,— осмотрев кольт, он навёл его на девушку, — Твой труп опорожнится и будет смердеть, а потом будет разграблен животными и птицами, на него слетятся мухи — ты умрешь бесславно и все запомнят тебя, как ничтожество, закончившее жизнь самоубийством из-за безответной любви. От тебя останется — ничего.

Раздался выстрел.

Возвращаться туда, где утром человечество вновь доказало вероломность своей натуры, Алоису пришлось с большим нежеланием. В голове гудело от переизбытка мыслей, сворачивающихся в большую воронку и болезненно утягивающую за собой всё его внимание. К тому же, общее самочувствие не улучшалась и явно не улучшится до следующего дня, когда они уже будут в большом дворце Белой королевы. 

Спешно надев на себя юбку, впервые без посторонней помощи, принц попытался привести себя в порядок, аккуратно заправляя рубашку под жаккардовый жилет, приглаживая растрепавшиеся волосы щеткой и разминая на себе неопрятные складки; переодеваться полностью ему не хотелось по многим причинам, в числе которых было то, что в две руки сделать это было слишком затруднительно, а его состояние не располагало к тому, чтобы муторно возиться с одеяниями больше десяти минут. 

Вернув плащ Хартстоун, он долго ничего не говорил. С виду казалось, что он притворяется будто ничего не произошло, может, для того, чтобы не принимать социальное поражение в негласной схватке, но на деле его одолевала сильная тоска, с которой он плохо справлялась, не понимая и не отслеживая полноценных причин своей досады. Его чуть не лишили жизни? Несомненно. Но тяготило его не это, не взирая на все взращённые с детства страхи. 

– Элизабет, ты… – Квинси внешне был холоден к неловкой сцене возникшей в купе, но напряжение атмосферы дошло и до него, – Хорошо стреляешь, – говорить слова благодарности во второй раз он бы не стал; грусть совсем не разведала его спесивого нрава, – Полезно иногда иметь подобные варварские навыки. 

В голове промелькнуло рациональный порыв стать сильнее. «Махать руками и пушками» – это грубая необходимость, чтобы рано или поздно, но суметь постоять за себя и дорогих тебе людей или хотя бы суметь предпринять не заранее обреченную на провал попытку. 

– Я был бы не против обладать ими тоже, – обратиться с просьбой обучить себя стрелять напрямую он не мог, чувствуя стеснение и долю унижения даже в неэтичном намеке, и ругая себя за то, что посмел себе дерзость произнести его вслух. 

Алоис разговаривал с регентом, почти не смотря ей в лицо, изредка описывая круг от окна, до сидевшей напротив девушки. Удерживать зрительный контакт было сложно, особенно не меняясь при этом в эмоциях, которые возникали в ходе изучения внутренних переживаний. 

– Так или иначе, – сразу же соскользнув с темы, Красная Королева перешел к уже заданному когда-то вопросы, – как вы поняли, что это она? 

Вопрос сопроводили узнаваемым стуком в дверь. Алоису не нужно было знать, кто стоит снаружи, узнавая гостя только по характерной манере стука. 

– Входи, – подросток сухо пригласил Блэквелла внутрь, оставаясь таким же и внешне, но не из-за обиды именно на советника. 

Бет уже по второму разу рассматривала купе принца - ощутимая неловкость тяжело повисла в воздухе, и девушка не знала, как бы нарушить тишину. Да и надо ли оно было? На месте Алоиса пустая болтовня была последним, чем бы она хотела занять себя, и мальчик, похоже, придерживался того же мнения. "Может, он слишком устал, чтобы чувствовать неловкость от этого молчания," - подумав об этом, Хартстоун перевела взгляд на пятна крови на полу. Неторопливый поток мыслей взвился бурной рекой - впереди переговоры, после этого - отъезд, до которого им предстоит принять как можно больше мер, чтобы обеспечить себе безопасное возвращение домой. Задумавшись, Элизабет сначала даже не поняла, что Квинси наконец заговорил.

- Благодарю, - регент чуть улыбнулась, - Пожалуй, даже очень полезно. В крайнем случае, мне никогда не доводилось жалеть о них.

Непрямая просьба Алоиса сначала удивила Бет, но достаточно быстро девушка подумала о том, что желание уметь себя защитить вполне рационально после всего случившегося. Революционеры могут пробраться так близко к нему и долгое время быть незамеченными, а она и Ферн не могут быть рядом всегда. Хоть чему-то мальчику стоило научиться. Хартстоун прищурилась.

- Хочешь научиться стрелять? Так и быть, я дам тебе пару уроков, как поправишься, - Элизабет представила себе лицо Анны, если бы та была жива и могла слышать их диалог - служанка, считавшая мальчика монстром и уже только от него получившая по лицу определенно бы не оценила согласия регента. Бет не сдержала улыбки - уж очень яркой была неожиданно всплывшая фантазия, - А? Как мы это поняли? - глянув в сторону двери, Красный Король вновь обернулась на мальчика, - Ну, мы решили прислушаться к твоим словам, поболтали со служанками и военными, нашли связь и - вуаля! Но конечную точку в поисках все же поставил маршал Блэквелл, - взмахнула рукой в сторону вошедшего Бет, передавая ему слово.

Блэквелл вошёл бледным. Это не было удивительным — день был тяжёлым для всех. Редко выпускающий из под контроля свои эмоции, он чувствовал себя выжитым и подавленным каждый раз, когда подобное происходило. Мрачность его виду придавало и то, что он ревновал к Элизабет и не был рад услышать краем уха ее предложение научить мальчика стрелять.

Он криво ухмыльнулся, глядя на Элизабет, чуть погодя промолвив:

— Во всех отношениях. Анис мертва. Кстати, стреляю я ни чуть не хуже Элизабет, поэтому было бы разумнее обратись ты ко мне с этой просьбой, ведь изначально... именно с целью обучения меня оставили при тебе, Алоис.

Почувствовав ещё более некомфортно, чем раньше, мужчина не решился присесть к ним.

— Впрочем, не так важно. Главное, что никто не пострадал и предатель был обнаружен довольно оперативно.

«Если это семья — то мне в ней явно не место»: заключил он, поняв, что все-таки между Элизабет и Квинси есть связь многолетней привязанности, привычки, пускай и очень странной. Ему, отсутствующему большую часть жизни Квинси, явно было с этим не сравниться. Однако на переживания уже не было сил, он остро почувствовал необходимость побыть в одиночестве.

— Предлагаю не объявлять настоящую причину смерти Анис, сказав всем, что она наложила на себя руки из-за несчастной любви. У солдатов возникнут вопросы, учитывая сильнейшие побои, которые я оставил на ней. Однако задавать вслух они их не станут. Это может стать молчаливым предупреждением для всех. Однако оставлю этот вопрос на ваше,— он обратился к обоим,— усмотрение.

Блэквелл направился к выходу из купе.

- Хочешь научиться стрелять? Так и быть, я дам тебе пару уроков, как поправишься. 

Подросток робко кивнул, соглашаясь с Элизабет, и неосознанным движением заправил выбившуюся каштановую прядь за ухо. Алоису было сложно что-либо на это ответить, к тому же кивок головой как знак соглашения получился слишком застенчивым.  

Вошедший поразил Квинси своим омраченным настроением так сильно, что он не сразу смог сформулировать ответ для маршала. Обидчивый тон спровоцировал бы внимание Алоиса к нему с большим успехом в любой другой ситуации, кроме этой, но и позволить Блэквеллу остаться в одиночестве он тоже не мог. 

«До чего же ты несносный и зазлобчивый человек! Я же хочу суметь защитить тебя от опасности…» – темные брови слегка нахмурились, но лицо не залилось раздражением, – «Как могу я сметь просить тебя обучить себя, если это нужно лишь, что сохранить твою жизнь? Абсурдно! Да и в целом умолять и спрашивать чего-то - занятие не без унижения, а сыскать еще большего позора в твоих глазах я точно не хочу», – продолжал по-доброму ворчать в своей голове, но вставить хоть одно слово поперек Фернанду не мог; ему было трудно это признать, но после увиденной расправы над Анис, он испытывал импульсивный страх перед военным. 

– Это может стать молчаливым предупреждением для всех.

«Безраздельные чувства, видимо, были к изменению государственного режима», – хотел было иронично заметить Алоис, который не знал ни истинных мотивов прислуги, ни причины, послужившей так резко предать его именно сейчас, однако же не успел и ухмыльнуться, прежде чем Фернанд направился к выходу, – Стой! – хрипло вырвалось из его горла.

Квинси не знал под каким предлогом стоит оставить юношу при себе. Да, может остаться наедине с ним сейчас было бы слишком мучительно - он не знал даже как вести себя с Элизабет, а с обиженным и холодящимся к нему советником и подавно. 

– Мне неспокойно. Будет лучше, если вы, – Алоис обратился к Хартстоун и Блэквеллу одновременно, – останетесь со мной. Или я с вами, как пожелаете, – на выдохе произнес он, – К слову, ничто не мешает вам обоим со мной заниматься. Я имею бесчисленное количество преподавателей с самых малых лет и никто из них не был в обиде, что кто-то другой делится со мной своими познаниями, – конечно, это было не компромиссное решение, а детская зловредность, что служила равным ответом его обиды от того, что ему даже не удосужились подарить ласкового слова, – А к твоим последним словам… Запугивание… – на последнюю фразу он не был готов принести своё решение, а потому умолк в продолжительной задумчивости.

Запугать людей насилием - это один из методов управления, который практикуется веками, но сейчас общее недоброжелательное расположение приближенных к дворцу, которое и так вдоволь «кормилось» постоянными порциями смертей, нависло над головами королевской четы и прежде, чем принимать новую резолюцию в пользу человеческого страха, стоило хорошо подумать. 

Почувствовав прикосновение, Блэквелл невольно улыбнулся уголками рта и застыл. Выслушивав Квинси он спокойно проговорил:

— Хорошо.

“Запугивание...“

— Запугивание,— подхватил он сразу же,— не совсем верный термин для моего плана. И в этом его радикальное отличие от прямого сообщения о том, кем оказалась Анис. Если мы заявим о том, что убили революционера без суда и следствия — это могут воспринять провокационно. Все равно, что расписаться в неполноценности власти и объявить о готовности начать массовые репрессии,— он на секунду задумался и добавил,— с другой стороны, она и Хаттер хотели сорвать мирный договор, который миллионы людей ждали очень давно. Может быть... это возможность разоблачить революционное движение и поубавить им число сторонников. Однако... не слишком ли рискованной будет такая затея?

Блэквелл присел на свободное место. Лицо его все так же выражало усталость, но судя по всему, он избавился от скованности, вызванной стыдом за импульсивность своего поступка.

"Даже после смерти проблемы доставляет," - Элизабет устало потерла переносицу и прикрыла глаза в попытке хоть на мгновение сбежать от громкого стука колес, сбивавшего ее с мысли. Пока что получалось только мысленно сбежать от ответственности, освобождая себя от лишних изнурительных рассуждений - Хартстоун думала только о том, что какую причину они бы ни назвали, желающий увидеть в них последних тиранов и головорезов так и сделает, разнесет, как заразу, свои мысли, и с каждым днем они будут все больше обрастать подробностями о зверствах, совершенных над камеристкой. Утомленное сознание убеждало, что выдумывать причину смерти Анис (или же называть настоящую) - пустая трата времени, однако они не могли не прокомментировать это. 

- Наложила на себя руки, была убита за содействие изменникам, - повторила уже имевшиеся идеи Элизабет, словно это могло помочь ей склониться к какой-либо из них, - Могут и в первом случае трактовать это так, будто мы готовы избавляться от кого угодно хоть немного подозрительного, еще и так... жестоко. Наше молчаливое предупреждение тоже может вызвать негодование, впрочем, как и честное признание того, что она действовала в интересах революции. Вопросов нам задавать и так и так никто не будет, но мы не в том положении, чтобы не пытаться максимально сгладить все углы. Другой вопрос - возможно ли это вообще. 

"Было бы времени побольше," - сокрушенно добавила про себя регент.

Всего одна улыбка Фернанда успокаивала подростка, на которого разом навалилось абсурдное количество событий; он бессознательно растянул уголки губ в ответ, рефлекторно кивая головой на последующие слова Блэквелла. Ему хотелось, чтобы окончательное решение всё же вынес кто-то другой - в конце концов, он точно не тот человек, которому стоило доверять подобный сложный выбор резолюции. 

– Может, – Алоис тихо подал голос, готовясь вынести свой вариант, который по его представлениям избавлял всех участников коллоквиума от отвественности, хотя на деле был лишь трусливым отступлением, позорной игрой в прятки в арьергарде, которую легко раскусит любой образованный человек, – стоит просто спрятать тело? Выкинуть с поезда - и даже, если её есть кому опознавать, то после такого падения на большой скорости, вряд ли кто-то будет в силах это сделать… Тогда никто и не узнает о том, как именно с ней расправились, а мы просто скажем, что она сбежала со станции. Конечно, это всё еще не отменяет того, что это могут счесть подозрительным, но, в конце концов, Анис же была просто прислугой, – подросток тяжело выдохнул - похоже, что именно его жестокое обращение со слугами, как с недостойными, даже человеческого внимания объектами, его и погубило, навсегда втоптав имя кронпринцессы в грязь народного призрения и ненависти, создавая в её лице главного врага человечества и угрозу всему королевству, – Хотя, наверное, на деле это предложение ничем не лучше публичной казни или открытого заявления о том, что она была на стороне революции, – Алоис горько усмехнулся, не поднимая виноватого взгляда ни на Элизабет, ни на Фернанда, – В любом случае, придется пожинать последствия… Это не целесообразно, но предлагаю подождать до прибытия, – которое, впрочем, будет через несколько часов. 

Окончательной резолюцией для беседующих стало то, что вариант с самоубийством, каким вызывающим и броским он бы ни был, подходил наиболее всего - внезапная «потеря» главной прислуги могла бы оставить слишком много неприглядных последствий, особенно, если тело всё таки обнаружат, а открытое заявление в действительности бы являлось открытой угрозой всем сопровождающим. 

Утомленный событиями и подбитым состоянием, из-за замедляющих сердцебиение препаратов, подросток незаметно для себя задремал, так и не выпустив из своего купе ни регента, ни маршала, словно боясь оставаться одному. Алоиса можно было понять, ведь если бы у его, еще несколько часов назад живой, камеристки не было бы жестоких планов на дальнейшую судьбу принца, то ей совсем ничего не мешало бы оборвать жизнь мальчика. Квинси это прекрасно осознавал; почти шесть часов проведенных без сознания легко бы могли бы окончиться летальным исходом. Ежели не все мрачные думы, обуревавшие его, то он без сомнений бы устроил Элизабет красочный скандал, в котором бы обвинил её за безграничность к его жизни, не забывая упомянуть, что она самая настоящая государственная изменница, ни чуть не лучше почившей Анис, которая саботировала смерть короля, а теперь своим бездействием почти убила единственного наследника. Но ни сил, ни желания на эти громкие обвинения Квинси отыскать в себе не мог; как только он прикрыл глаза, чтобы дать им отдохнуть от света, то почти сразу же провалился в неглубокий сон, через несколько минут съезжая вниз по набитой спинке дивана. 

Однако, столь необходимому подростку сну не было суждено продлиться дольше нескольких часов - поезд въехал в столицу, и природные зеленые пейзажи с маленькими сельскими домиками за окном сменились городским ландшафтом; выдержанная в черно-белых тонах архитектура поражала своим изысканным величием: тонкие шпили, украшающие возвышающиеся к верху здания, фрески, скульптуры и объёмные декоративные элементы на стенах поражали чувственной утонченностью и эстетической легкостью. Здесь словно и вовсе не жили люди - не было ни свойственной большому городу грязи, ни разностилистической роскоши, которая смешивалась и превращалась в урбанистический ужас многолюдной столицы. Оставалось лишь удивляться как тут следят за визуальным порядком, словно всем жителям была не безразлична целостность и единство конструкций. Возможно, именно так выглядит негласная сплоченность, когда люди фашиной держаться друг за друга, но это также не отменяет того, что секрет здешней красоты может состоять вовсе не в мистическом коллективном разуме, а в строгих законах, касающихся внешнего вида фасадов зданий. Вдруг внутри этих светлых и чистых стен покоится настоящая пёстрая буря, сводящая с ума своей диковинностью и дерзостью? Это было бы символичным ярлыком лицемерной человеческой натуры, особенно среди знати - внутреннее почти никогда не совпадает с тем, что мы показываем снаружи. Может быть Червонная страна окажется даже честнее, прозрачнее со всей своей не спрятанной грязью, развратом и контрастирующим безвкусным выпячиванием своих богатств… 

«Словно театральные декорации», – про себя прокомментировал виды большого города Квинси; с любопытством неопытного путешественника он изучал каждый кирпичик этих утонченных архитектурных творений, каждое из которых дополняли друг друга. 

Они сошли с поезда, когда еще только начинало темнеть, поэтому всю недолгую дорогу до дворца Алоис задумчиво разглядывал новые глазу окрестности; честно говоря, он редко выбирался даже в собственную столицу, а уж такое большое и долгое путешествие и вовсе казалось чем-то сверхъестественным и непривычным. Подросток никогда не видел раньше моря, и когда вид из экипажа открылся на дальний кусок побережья, он застыл, задерживая дыхание. Завораживающие волны, на которых играли оранжевые блики садящегося солнца, манили поднимающийся пеной и ритмичными, но очень плавными движениями мягких линий. До этого он знал очертания соленых вод лишь по картинам и фотографиям, но ни одно статичное изображение не могло сравниться с тем, что он видел перед собой сейчас. Убаюкивающая динамичность, пластичность воды создавала атмосферу покоя, заставляя не отнимать от себя взгляда, пока пейзаж набережной не сменился сухим, но очень лаконично вписывающимся парком. Алоис хотел было попросить остановиться, но сейчас не было времени отвлекаться на посторонние вещи. 

За экипажами солдат следовал катафалк с гробом - Хартстоун и Блэквелл позаботились о том, чтобы тело «несчастной влюбленной» не было увидено посторонними хотя бы до прибытия в шахматный дворец. Дальше судьба почившей была уже предрешена - её плоть сожгут, а упокоят в родных землях, и только совсем неугомонные и крайне заносчивые смогут узнать и разнести слух о том, что «самоубийство» Анис изувечило её тело сильнее обычной пули. Но ведь пустые мало кого заинтересуют? 

Когда дорога наконец привела их к воротам главного дворца страны, и гостям надлежало покинуть транспорт, их уже ожидала толпа придворных Её Величества, которые выстроились ровными рядами по обе стороны мраморной дороги к зданию; черно-белая мраморная плитка сливалась с нарядами господ - видимо, что монохромная одежда являлась здесь королевской униформой почти для всех лиц, работающих или проживающих на территории Зазеркального палаццо. Люди, стоящие словно шахматы, раскиданные по клеткам игрового поля не меняли своих позиций, но со сдержанным интересом наблюдали за тем как выходит иностранная знать. Синхронными поклонами они склонили головы, сохраняя смущающее молчание; только одна «шахматная фигура» вышла вперед отмерянными шагами, сразу же после того как прислуга подала руку Хартстоун. 

Это была женщина крайне маленького роста, но по внешности было ясно, что она уже давно не была ребенком - слегка загорелое лицо уже тронули первые возрастные морщины. На вид ей было около сорока, возможно, чуть больше. По её уверенной стойке и крепкому телосложению легко угадывалась её профессиональная деятельность, даже без взгляда на её парадный белый мундир. Опрятная и статусная одежда плохо сочеталась с её «частичной смуглостью» (из-под рукавов можно было заметить светлые запястья), которая могла говорить лишь об одном - этот человек явно сам активно принимает участие в битвах, не отсиживаясь в арьергарде и не отдавая дистанционно приказов. Лидер, но не начальник, который остается на равных со своими солдатами. Убранные в косу черные волосы - это не селянский выбор её горничных, а просто старая привычка, выработавшаяся за долгие годы лагерной жизни. 

– Добро пожаловать, – она отвесила очень быстрый, но ровный поклон прибывшим, – Позвольте представится - Тереза Зауэр, – она без всякого удовольствие протянула руку для пожатия сначала Элизабет, а затем Фернанду - неформальное общение давалось ей с трудом, но она получила четкие приказы от Белой Королевы о том, как именно ей стоит вести себя, – Я буду сопровождать вас на протяжении всего времени вашего прибытия. Также с печалью сообщаю вам о том, что Её Величество больна и не сможет присутствовать на всех этапах переговоров, кроме последнего. Окончательное решение будет за Её Величеством, но до назначенного дня Её интересы представляю я, – представляться подробней Терезе не стоило, а детализированная миндальность военную слишком сильно отталкивала; без лишних упоминаний было понятно, что перед представителями власти Страны Чудес стоит маршал и главный министр обороны. 

Почему же Белая Королева не доверилась своему действующему советнику? Может быть, потому что недостаточно доверяла ему, а может быть потому, что не считала это дело столь важным? Конечно же, нет, ответ лежал намного ближе, чем могло показаться. Ответственность и решение этого вопроса должно лежать на плечах тех, кто сам на себе несет бремя долгих сражений. Кому как не маршалу направлять Её Величество к верной и самой правильной резолюции в этой войне? 

– Предполагаю, что дорога утомила вас, а потому прошу последовать за мной - мы подготовили вам покои, – недружелюбный и натянутый тон стал чуть спокойнее. 

Зауэр шла вперед не оборачиваясь, будто бы маршируя, а не провожая гостей до их покоев. 

Алоис вручил свой нессер Хартстоун, ибо не хотел допустить незнакомцев до своих личных пожиток. Чемодан, в котором большую часть места занимали книги, по весу оказался невероятно тяжелым.

Времени осматривать богатое и лаконичное убранство не было, да и к тому же, постоянные взоры со всех сторон вымораживали и пугали Квинси еще больше, чем на своей территории, поэтому когда они наконец дошли до дверей в гостевые апартаменты наследной принцессы, подросток отнял свои вещи назад, шепча регенту, что будет ждать её завтра в час дня у себя, и бросив понурый, полный одинокой грусти взгляд на Фернанда, удалился в дверном проеме, с пожеланиями хорошей ночи обоим. 

Утомленная дорогой и подкинутыми судьбой дополнительными проблемами, Хартстоун особо не разглядывала виды, открывавшиеся гостям за окном. У регента на это не было ни сил, ни желания - нужно было оставить что-то на необходимые формальности. Вдобавок к усталости, Элизабет съедал целый рой сомнений, недовольств и злости - до зуда в ладонях раздражало все, что навалилось за прошедшие двое суток. Самым неприятным для девушки было то, что, сколько бы она ни размышляла о правильности их поступков и об альтернативных вариантах, ни один не казался ей хоть чем-то лучше того, что они выбрали в итоге - везде она чувствовала, что ее загнали в угол, заставив согласиться на вопиюще невыгодные условия. С учетом того, что приехали они именно ради заключения мирного договора, мрачные думы Хартстоун не задавали боевого настроя.

Однако прибытие ко дворцу мгновенно избавило Элизу от размышлений о том, что пока их путешествие тяжело было назвать удачным. Покидая экипаж, Красный Король мельком оглянула встречающую их толпу - и выцепила из нее невысокую женщину, чей вид и манера держаться и двигаться выдавали военную.

- Элизабет Хартстоун, - чеканно ответила на приветствие регент, - Действительно печально. Желаем Ее Величеству скорейшего выздоровления.

Весь путь до покоев Алоиса Бет молчала, лишь совсем редко косо поглядывала на Ферна, пытаясь углядеть в его мимике хотя бы оттенок какой-нибудь эмоции, выдающей его отношение к соседнему королевству, к их трудному пути сюда, в конце концов к Терезе. "Впрочем, кажется тут и думать особо не о чем - с ней будет трудно".

Добравшись до покоев Алоиса, Хартстоун вернула мальчику его нессер, который все это время ощущался в руке почему-то приятной тяжестью, и коротко кивнула в ответ на шепот. Пожелав доброй ночи в ответ, девушка развернулась к сопровождающей ее и Фернанда Зауэр, чтобы продолжить путь до своих комнат.

Ночь - это идеальное время, чтобы вести самые сокровенные и интимные разговоры даже с незнакомцами. Но если склонить к себе господ - задача непростая, то разговорить менее чванливое и лицемерное сословие прислуги куда проще. 

Когда хозяева и их гости отправляются спать, то рабочие наконец могут позволить себе неспешно поужинать, а главное отдохнуть и обменяться сплетнями перед новым рабочим днем. Именно в этих неформальных беседах проносится большинство той информации, которую высшее общество пытается скрыть от посторонних глаз; именно слуги ведают то, что не знает никто. Скоромные и молчаливые, почти схожие с предметами быта, которые лишь тихо и осторожно передвигаются, пытаясь не обращать на себя лишнего внимания, они могли бы стать прекрасными шпионами, если понадобиться, жаль лишь, что чаще всего не располагают должным умом и необходимой социальной сноровкой - но это всё еще не мешает им впитывать происходящее вокруг, чтобы спустить яд на аристократов с другими узниками судьбы челяди. 

В людской было шумно - она находилась в отдельном крыле, чтобы не доставлять жильцам лишнего неудобства. Слуги ужинали, активно делясь впечатлениями о прибывших гостях. Среди этих беспрерывных, грубоватых диалогов полезной информации не оказалось, мужчины и женщины лишь обсуждали внешность и общие повадки представителей чужеземной власти, а потому Хартстоун пришлось самолично подтолкнуть их развязанные дешевым вином речи в нужное русло. Конечно, появление регента на пороге залы для обслуживающих изрядно перепугала присутствующих. Но долго смущать бедных наймитов ей не пришлось - природное очарование в купе с умением располагать к себе любых людей, расслабило их, внушая доверие. Конечно, лицу равному им они бы доверились еще больше, но времени на осторожное выхватывание информации у нее не было, хотя она и заслала несколько своих подставных лиц, чтобы ознакомиться с «кухней» чужого государства еще ближе. 

В импровизационной и осторожной беседе она выведала, что госпожа Зауэр стала их сопровождающей не совсем по доброй воле; Тереза, человек многих талантов, увы, обделена той гибкостью, что так чтится среди знати - гарантом успешности её карьеры были лишь её кулаки и умение широко мыслить на поле боя, но это не распространялось на обычную жизнь. Она незамужняя женщина, что является ярым консерватором, отрицающим любые изменения и новые идеи. Будучи ревнителем старых ценностей, кои отвергают любые мужские права, особенно те, что распространяются на карьеру, она, однако, воспитывает приемного сына, правда, сугубо в рамках своего мировоззрения. Провожающей её назначила сама королева, чувствуя, что энергия Терезы, коя больше не может найти выхода в войне, деструктивно действует на палату министров, она посчитала, что с людьми своей профессии, она найдет общий язык быстрее и сможет направить свои силы в полезное государству дело. 

Помимо субъективных мнений и несколько вульгарных сплетней, Хартстоун также удалось услышать неожиданные сведения и о своих подчиненных - без её ведома, несколько высокопоставленных лиц переправляют через пиратские корабли оружие и продают его ранее вражескому государству. И это можно было бы считать небольшой допустимой шалостью, если бы регент не сопоставила бы количество пропадающих боевых суден - общей сумме потерь могла бы позавидовать любая небольшая страна! 

Остальное же было до ужаса банально: ворующие чиновники, не пренебрегающие адюльтером ради повышения, чванливые господа, штабные военные, которые настоятельно выступали против грядущего мира, боясь потерь бесконечный приток денег в свои карманы, и извечные личностные интриги. Но вот, что было странно - Элизабет не услышала не единого бранного слова про саму правительницу Зазеркалья и её племянницу. Чтобы прислуга не обронила не единого вербального неудовольствия своими хозяйками… Это было весьма примечательно.

Но время близилось к часу ночи и людская медленно, но верно опустошалась. Оно было понятно, большинству работников нужно было подниматься в пять утра, а опоздание и сонливость на рабочем месте не сделают им приятной услуги. Так или иначе, но в анфиладе, ведущей к гостевому крылу дворца, Хартстоун увидела уже знакомый силуэт маленькой женщины, которая громогласно с кем-то спорила; по манере речи было понятно, что стоящая вторая фигура рядом с ней - это кто-то хорошо знакомый Маршаллу Шахматного королевства. 

– …Я, конечно, премного извиняюсь, но всё же это дело требует Вашего неотложного внимания. Люди уже задаются вопросами о том почему на одном и том же месте постоянно происходят кораблекрушения, а что если пойдут слухи? 

– А какая нам разница? Люди всегда о чем-то говорят, есть повод, нет повода - им лишь бы лишнюю тему для беседы найти. У нас нет времени разбираться с мелкой преступной шайкой - так что, пусть констебль ими занимается. Хотя это, так к слову, совсем не наша проблема - это выродки Червонного государства, а потому они и должны своих зверей ловить. 

– Но, Госпожа Зауэр, еще один потонувший корабль соседнего государства и это навлечет ненужные конфликты. 

– Это чертовы торговые судна! Никто не ввяжется в войну из-за пострадавших буржуазных кошельков, да и даже, если так, то у нас найдутся ресурсы для небольшой стычки. 

Вся та вымученная формальность, которой была пропитана Тереза при встрече, исчезла словно её никогда и не было. Простота, даже простолюдинская грубость, словно женщина была и не графьей вовсе, а обычным рядовым солдатом, срывалась с её языка. Она явно была убежденна, что кроме нее и второй девушки, в которой Хартстоун узнала министра военных дел, здесь никого не было. 

– Вам просто следует признать, что вы не справляетесь со своими обязанностями, потому что некомпетентны в вопросах защиты интересов государства, и попросить помощи у частных лиц, – устало добавила девушка, не в силах более убеждать разобраться женщину с некоторыми обстоятельствами, – Констебль уже проводила расследования и не было обнаружено ни единого доказательства того, что все затонувшие судна - это дело рук морских преступников, она полагает, что… 

– Ну, конечно! Это было чудовище! Смею полагать, что деньги из банков воруют - феи? Пока мне не предоставят правильно оформленный рапорт по экспедиции до того острова, даже не думайте, что я самолично кинусь искать там что-то. Если я сама буду ловить каждого мокрушника, то разве не проще и вовсе распустить полицию? Мне кажется, что они не справляются со своими крошечными обязанностями, полагая, что армия будет подтирать их… – вульгарный монолог в миг затих, когда карие глаза заметили лишнюю тень в коридоре, принадлежащую регенту. 

Тереза сразу же умолкла, не сводя взгляда с ночной путешественницы; прищурившись, она всё же признала в очертаниях свою гостью и натянула притворно-доброжелательную улыбку.

– Доброй ночи, Госпожа Хартстоун. Что потревожило Вас в столь поздний час? Быть может, Вы заблудились в бесконечных, виляющих коридорах дворца? 

Элизабет бесцельно бродила по коридорам дворца - голова гудела после бесед с прислугой; самым верным решением было бы, наверное, отправиться в свои покои, где можно было бы спокойно уединиться и обдумать все услышанное, однако регент предпочла этому прогулку. Думалось ли ей легче в движении? Хартстоун мрачно вздохнула - сейчас она бы не назвала свою мыслительную деятельность достойной быть названной "размышлениями" - усталость все же брала свое. Это было ближе к процеживанию муки сквозь сито, к ворошению кучки деталек паззла в поисках той самой нужной. Бет понимала, что стоит развернуться и поискать выделенную ей комнату, как следует отдохнуть и уже на свежую голову гадать, почему же прислугой даже шепотом или намеком не было выражено недовольство относительно правительницы и ее племянницы - но как назло, спать совсем не хотелось, и даже желания просто прилечь не было.

На середине спора с самой собой о том, что сон ей сейчас необходим, Элизабет услышала уже знакомый голос, а затем разглядела и две женские фигуры. Одной из них была Зауэр. Вязкая усталость мгновенно испарилась, заставляя военную остановиться и затихнуть - беседа двух женщин скорее была спором. Понятно это было именно по речи маршала - она была простой и грубой, она не стеснялась в выражениях и не старалась подобрать слов помягче. "Похоже, они близки," - отметила про себя Хартстоун, продолжая вникать в суть разговора. Однако в какой-то момент Зауэр резко остановилась на полуслове, из-за чего Красный Король непроизвольно напряглась. Поняв, что молчание вызвано тем, что ее все же заметили, Элиза вышла из тени - не торопясь, но и без очевидной осторожности. Приветливая улыбка контрастировала с оборвавшимся бурным монологом, что не могло не позабавить Хартстоун, однако своих мыслей она никак не выдала - ее почти ребяческое веселье скрыло такое же дружелюбное выражение лица, но, пожалуй, сыгранное естественнее.

- Доброй ночи. Да, можно и так сказать, - помедлив несколько мгновений, Бет продолжила, - Не хотелось бы, конечно, влезать в вашу беседу, но от вашего ответа могут зависеть планы Ее Величества на свободное время. Мне показалось, ее заинтересовало море... Но, похоже, сейчас туда лучше не соваться?

Совершенно не смущенная тем, что её заметили, Элизабет немного выбила из равновесия Терезу, которая уже было хотела с победоносной спесью уличить гостью в намеренном желании подслушать её разговор с министром. Вымученное выражение дружелюбия на секунду пропало, оголяя искреннюю озадаченность и раздражение - теперь чужестранку придётся частично посвятить в дела, касающиеся их страны. Собравшись, маошалл вернула себе прежнюю напускную миндальность и решила ответить, не давая своей спутнице первой ответить на вопрос военной. 

– Я понимаю Ваше беспокойство, давеча наш разговор мог показаться немного странным… – Зауэр сделала шаг на встречу к регенту, закрывая собой женскую фигуру позади нее, словно надеясь заставить её заранее сохранять тишину, – Но выходить в море у ближайшего порта совершенно безопасно, если пожелаете, то я немедленно отдам приказ и для вас подготовят судно. Если же Её Высочество заинтересованно в том, чтобы просто отдохнуть у воды, то пляж для королевской четы идеально подойдет для этих целей, он прекрасно обустроен и Вы можете отправиться туда сразу после пробуждения, – голос Терезы был спокоен, она искренне полагала, что выход в открытые воды не может грозить пагубными последствиями. Что ж, частично она была права. 

– Да, прилегающая территория действительно располагает к морским прогулкам, так что Вы можете смело отправляться в небольшое путешествие, – не желая быть «заткнутой», министр также последовала на встречу к Элизабет, обходя низкий и коренастый силуэт спереди, – Небольшая проблема, о которой вы случайно услышали, возникла только около одного юго-восточного острова, через который проходит один из торговых путей… – юная леди немного оробела, поумерив былую браваду с которой она «нападала» на Зауэр, но всё же набравшись решимости она поторопилась аккуратно вербально поступиться к Хартстоун, тем самым зажимая свою знакомую в тиски, буквально вынуждая активнее реагировать на свою просьбу, – У нас нет точных доказательств, но похоже, что в кораблекрушениях в этой зоне замешано что-то связанное с магией. Соотвествующий отдел нашего государства сейчас занимается этим вопросом, но без экспедиции мы, пока что, бессильны. Я обратилась с Госпоже Зауэр, чтобы запросить у нее помощи, но она обвиняет мародёров Вашей страны, скупясь посылать свой отряд… – переходя грани приличия, она окончательно «очернила» маршалла Зазеркалья перед гостьей, лишая её доброго имени бравого солдата и обнажая истинную предвзятость перед другой страной. 

Тереза раздраженно выдохнула, сдерживая поток брани, который мог вырваться из нее в любой момент; густые черные брови свелись к переносице, почти образуя единую линию, а губы скривились в оскале - она всё еще отчаянно пыталась растягивать улыбку, но это придавало экспрессии только большей злобы. Ей пришлось вынужденно молчать - любое слово сорванное с ее уст сейчас могло обернуться против нее.

Прищурившись, Элизабет слушала разъяснения Зауэр. Тронувшая ее губы полуулыбка - ответная вежливость - скрывала удовлетворение от реакции Терезы на спокойствие регента, от которой, похоже, ждали смущения и неловкости и которую хотели пристыдить, как ребенка за шалость. На слова Зауэр Бет только кивала, но к концу речи все же заглянула в глаза стоявшей позади девушке. ожидая от министра подтверждения слов старшей женщины. Министр оказалась куда разговорчивее - на словах о разбойниках Хартстоун удивленно наклонила голову в бок, растягивая удивленную улыбку.

- Раз прилегающие территории безопасны для прогулки Ее Величества, то это славно, однако эти кораблекрушения, - Элизабет перевела взгляд на Терезу, - Когда у меня есть время, дома я ловлю всяких нарушителей спокойствия в качестве развлечения, и потому неплохо управляюсь с ними. Я не поклонница спокойных променадов, поэтому приняла бы участие в расследовании этого тревожного дела. Разумеется, если Вы не возражаете!

Договорив, она поочередно оглянула министра и Терезу, ожидая их реакции на ее предложение.

Карие глаза маршала метнули искру злобы, но ей пришлось «проглотить» своё возмущение, решая припрятать свою неприязнь на какой-нибудь удобный случай позднее. 

– Мы не в праве оставлять на Вас наши заботы, особенно во время дипломатического визита, тем более, что не можем позволить, чтобы Вы пострадали, в конце концов, проделав такой долгий путь до сюда Вы, наверное, очень устали… – парировала Тереза, стараясь склонить Элизабет к ретираде. 

«Допустить, чтобы какие-то сопливые чужестранцы, не справляющиеся со своими собственными делами, помогали моему славному государству? Клянусь верностью Её Величеству, что никогда не будут потворствовать такому,» – Зауэр рефлекторно приняла обороняющуюся позу, скрестив на груди руки и гордо приподнимая голову, хотя посмотреть на Хартстоун свысока, конечно, не получилось бы в любом случае, учитывая рост убежденного консерватора. 

– Её Превосходительство Зауэр, вне сомнения, права, но, – щеки девушки зримо зарделись, однако, смущение было вызвано вовсе не тем, что она сейчас фамильярно общалась с регентом, выставляя часть военной структуры страны некомпетентными упрямцами, – у меня есть информация, что Вы питаете страсть к охоте… – министр отвела взгляд, делая вид словно она вспоминала этот факт с некоторым трудом, что было не совсем правдой - инфантильное восхищение регентом преследовало её уже долгое время, а теперь ожидание увидеть Элизабет в «действии» приводило её и вовсе в эйфорическое состояние, – Поэтому, может быть, несмотря на все формальности, это окажется для Вас увеселительным мероприятием? Думаю, что Её Величество будет Вам глубоко признательна… – она не могла скрыть своей радости, даже за робостью в голосе, – Разумеется, что мы не позволим Вам пойти только со своим небольшим отрядом гвардейцев, наши люди, в любом количестве, в Вашей власти! К тому же, в обязанности Госпожи Зауэр также входит защита наших высокопоставленных гостей, а значит она самолично будет Вас сопровождать. Простите нам нашу дерзость, но мы не можем отказаться от помощи в данный момент, – закончила она на выдохе, наконец поднимая глаза с пола. 

- О, об этом можете не волноваться, - Элизабет одарила Терезу бодрой улыбкой, - Вы меня не обремените, тем более, что я в достаточно хорошей форме, и длительный отдых мне ни к чему.

В последний раз оглянув не слишком довольную вмешательством Хартстоун женщину, Красный Король вернулась к младшей собеседнице, вновь подавшей голос. Иметь дело с ней было куда приятнее и выгоднее - даже не нужно упрашивать, как она уже приставила к ней столь компетентную личную охрану и практически вручила ей в руки сколько угодно солдат. Похоже, причиной такой сговорчивости было личное отношение министра к Хартстоун. Девушка не говорила так взволнованно и робко до ее появления, а после предложения помочь вовсе загорелась, как ребенок в ожидании праздника. 

- Да, Вы весьма хорошо осведомлены, я люблю охоту всю свою жизнь. Поэтому мне это дело будет только в радость, - Бет сделала шаг в ее сторону и легонько поклонилась, - Благодарю за оказанную мне честь, - затем она вновь взглянула на Зауэр. Если уж она была недовольна самим фактом вмешательства гостьи, то внезапно нарисовавшееся сопровождение должно заставить ее испытать сильное раздражение. Ликование заполнило Хартстоун - хоть она еще не сделала ничего действительно значительного, почему-то от происходящего настроение взлетело выше луны, - Пусть наше сотрудничество укрепит обоюдное стремление к миру. Символично выходит, не находите?

Тереза сжала загорелые кулаки, болезненно впиваясь ногтями в ладонь. Переполняющее её раздражение рвалось пенящейся лавой из её нутра, внутри она дошла до предела, но всё сумела не обрушиться текучим огнем брани. Бросив укоризненный взгляд темных очей на министра, словно безмолвно говоря, что ту ждет весьма неприятная беседа. Но эту вспышку гнева в виде грозного предупреждения, юная особа нарочито оставила без внимания, видимо, заранее зная, что дальше озлобленных речей «воинственность» маршала никуда не приведет. 

– Да, Вашей бодрости и энергичности после такой утомительной дороги можно лишь позавидовать, – продолжала миндальничать девушка с заметным придыханием, стараясь придать своему голосу еще большей чувственности, – Ах, какая честь принимать человека стольких талантов у нас во дворе, – она позволила себе одарить Элизабет еще большим вниманием, не теряя чувство такта, но всё же продолжая несколько вольничать с Хартстоун, – Истинно так, объединяясь ради преодоления неприятностей обе стороны смогут увидеть в друг друге не только бывших недоброжелателей, – обходя слово «враги» подхватила она, – но и верных союзников! 

Восторга и трепета Тереза не разделяла от слова совсем - пряча внутри ярость, она не могла скрыть неудовольствия с которым слушала беседу девушек. 

– Полно-полно, оставьте поток пустых слов на утро, – устав от столь бурного восхищения министра, маршал решила «разогнать» собравшихся по покоям, – Вы и так уже слишком распылились, не теряйте голову от юношеской восторженности перед чужеземцами. Может, Её Превосходительство, еще передумает, когда возбужденный разум найдет покой во сне? – в интонации зазвучала надежда, – Но если по утру Вы, – смуглая женщина вновь натянуто улыбнулась Элизабет, – будете также непреклонны в стремлении помочь, то я удовлетворю любые ваши капризы, – обратилась она к обоим участницам обсуждения, подавляя враждебность к одной, и желание обругать по отношению к другой, – За сим желаю вам спокойной ночи, – женщина сделала неглубокий реверанс, пристально смотря то на Хартстоун, то на министра. 

– Приятного Вам отдыха, – тут же отозвалась девушка, следуя за Терезой и одаривая регента женственным реверансом, – С нетерпением жду утра, чтобы увидеть вас, – щеки и нос её слегка зарделись, а пухлые губы сложились в очаровательную улыбку – в деле. 

На этом девушки разошлись по разным сторонам анфилады. 

Незапланированная экспедиция Хартстоун заняла намного больше времени, чем могла предположить зачинательница «морской прогулки» или её сопровождающая в лице Зауэр. Уведомляя Блэквелла о своих планах только перед отбитием, на борт выделенной бригантины пришлось взять кронпринцессу Червонного королевства. Однако же в открытом море обнаружилась еще одна августейшая особа, которая прокралась на корабль, дабы узнать немного больше об ожерелье «Датура», которое затонуло неподалеку от места, куда направлялось судно Элизабет. Встретив ныряльщиков, нанятых Ларушем для того, они заметили появившийся на горизонте фрегат и узнав в нем пиратов со слов Лорда Дьедонна, совершили высадку на полуостров, где в последствии наткнулись на заброшенную виллу, принадлежащую старшему Хаттеру. Под особняком находились катакомбы с водными каналами, которые соединяли все источники воды по острову, служащие «гнездом» для двух морских монстров, успевших отложить три яйца из-за которых они и начали отгонять и случайно переворачивать судна, проходящие мимо. Также внутри Блэквеллу удалось раздобыть документацию о том, что отец Хаттера ставил на приемных детях с магическими способностями эксперименты в целях заполучить биологическую силу для узурпации власти. В ходе поисков не было обнаружено ни одного законченного эксперимента, результат которого бы устроил «безумного ученого», но были найдены анкеты большинства приемных детей, в числе которых находилась капитан-наймит судна Ларуша - Лоретта, девушка, разыскивающая своих не кровных братьев и сестер. Пребывая на острове, фрегат накренился и бандитам пришлось спасаться бегством на тот же остров, где на берегу их уже поджидали Зауэр, Хартстоун и Грей, готовых к бою. Одолев группу преступников, они узнали, что те пребыли не только за тем, чтобы перепродать обычные драгоценности и предмета искусства, но и за колье «Датура», что находилось на борту потонувшего корабля. Лорду Дьедонне не разрешили самостоятельно отбыть в Червонное королевство, взяв его с собой в Шахматный дворец, где бы он находился под охранной до отбытия королевской четы. 

Вернувшихся «приключенцев» встретили как героев, узнав о том, что они смогли «покорить» морских чудищ и разбить военный фрегат с небольшим экипажем, почти что полностью без чье-либо помощи. Овации и поток лестных похвал захватили Хартстоун, Блэквелла и Зауэр, в то время, как Её Высочество Грей, фрейлины немедленно увели к правительнице Зазеркалья, ибо пропажа девочки волновала королеву еще с самого утра. Получив в награду рацею от тёти, охрану над Джейн усилили. 

Военных же ждала куда более приятная участь, особенно отважившуюся на это поездку Хартстоун; обещав прибывшим титул рыцарства в своем государстве, королева лично расщедрилась на добрые слова, поощряя альтруистичные потуги регента с маршалом, одаривая их материальными благами.

Лорд Дьедонне вынужден был остаться в Шахматном дворце под охранной гвардейцев, но, кажется, его это совсем не стесняло - он сам нашел себе «публику», с коей провел весь оставшийся вечер, а затем и ночь, развлекая себя светскими разговорами. Желание вернуться в своё поместье к любимой жене было высоко, но идти против верховной власти напрямую он не стал, ища выгоду в своем «подчиненном» положении. Однако Монвель отправил три письма: жене, Орельену и администрации своего музея. В последнем он указал, что выставка состоится и что им не стоит переживать за его отсутствие - совсем скоро он вернется в родные земли и разберёшься со всеми зародившемся проблемами. 

От Господина Блэквелла к Господину Ларушу.

Если бы я не знал, мой дорогой друг, что Вы являетесь человеком величайшего достоинства связь Ваша с лордом Дьедонне казалась бы мне донельзя дерзкой выходкой и могла бы быть причиной моего величайшего расстройства! Однако Вы ясно доказали мне ещё при знакомстве, что лишь чрезвычайно добры и желаете видеть в людях лучшее, что возможно и стало причиной Вашей небольшой неудачи (которая кажется обернулась для Вас любовным триумфом). Только эта Ваша черта спасает Вас от моего гнева, разочарования и сердечной обиды. Как великодушный и чуткий друг, я так же ставлю под сомнения все свои опасения. И потому, пока ещё, считаю их только лишь опасениями, а не обвинениями в адрес Лорда Дьедонне. Это письмо и каждая упомянутая в нем просьба — призвана их развеять. В конце концов, несмотря на всю воинскую бдительность и даже паранойю, я искренне хотел бы стать лучшим человеком, учась у старшего, у Вас того, кого я глубоко уважаю. Поэтому как бы сильна не была моя тревога, я буду верить в лучшее, следуя Вашему примеру, до тех пор, пока Ваши ответы на мои вопросы не станут роковым уточнением. Если же, в конце концов, обнаружится, что я глубоко заблуждаюсь нанося и Вам, и Лорду Дьедонне личное оскорбление излишней осторожностью — помните, что мне совсем не будет скучно выслушать любые Ваши наставления, принять любое наказание за оплошность, которое Вы мне назначите.

Если угодно, теперь я начну излагать Вам обстоятельно, что вызвало во мне предчувствие надвигающейся угрозы.

[.... примерный краткий пересказ событий....]

Таким образом, мы имеем дело с колье Датуре. Мне известно, что его магические свойства — с лёгкостью любых поверий могут быть всего лишь выдумкой. Однако если предположить, что оно и вправду может воскрешать мёртвых — по всем принципам и законам алхимии, известным ныне, цена такой магии будет неизмеримо высока. Я опущу тот факт, что перевоз подобной драгоценности, да ещё и на Вашем судне, само по себе — большой скандал, и это только забота нашей с Вами связи, что мне удалось удержать Ваше имя вдалеке от этих разбирательств. Конечно, я предполагаю, что возможно, Вы уже давно знали, что именно везёт Ваш корабль, решив пойти на риск ради многолетней дружбы (это заслуживает моего уважения, но мне кажется, многие люди чересчур пользуются Вашей добродетелью). Если же Дьедонне решил умолчать об этой существенной детали — мне глубоко обидно за Вашу дружбу. Другое беспокойство связано с намерением Дьедонна несмотря ни на что провести выставку, демонстрируя там подобного рода артефакт. За его магическими свойствами уже охотятся, как показала практика, поэтому у меня нет ни малейших сомнений, что найдутся те, кто захочет его выкрасть. Ситуация окажется печальной, если у этих людей хватит, по-мимо прочего, и знаний, чтобы согласно слухам, воскресить мертвеца любой ценой. Следующее опасение, вызвано тем, что и сам Дьедонне может стать человеком, которого привлекла далеко не художественная ценность колье. Я слышал от него же, что его жена больна. Но учитывая то, что никто из общества не видел ее уже очень давно, а Дьедонн переживал за колье более, чем за любую другую вещь из утонувшей коллекции, это настораживает и наводит не на самые приятные мысли. Кроме того, Ваш друг, имел неосторожность сказать, что даже цену за выздоровление супруги он заплатит любую, что уж говорить, на что он готов, ради ее воскрешения... Впрочем все это, может совершенно не означать того, что Леди Дьедонне мертва, однако... Из других своих наблюдений, я понял, что сильная привязанность Лорда либо не встречает ответной взаимности, либо по-крайней мере, он сам сомневается в том, что он — все, что необходимо для счастья его супруге. Может ли быть такое, что их семья недавно понесла утраты, непоправимые для Леди Дьедонне? Быть может Лорд надеется вернуть ее расположение, воспользовавшись колье Датуре? 

Все эти вопросы я задаю, надеясь, что Вы знаете своего друга намного лучше, чем я. Хотя единственное, что я понял о Лорде наверняка это то, что человек он скрытный и вполне возможно, что и Вы не знаете о нем многое.

Тем не менее, прошу Вашей помощи: что же случилось с Леди Дьедонне, навещали ли Вы ее в последнее время? Если нет, не могли бы Вы навестить больную жену своего друга, в его незапланированное отсутствие, а затем поделиться увиденным с нами? Быть может, Вам известно что-то о потерях этой семьи? Быть может, Вам известно что-то о происхождении колье или хотя бы, Вам знаком тот человек, кто может больше рассказать о том, каков ритуал, результат которого сделал это колье столь известным в окружении коллекционеров? Есть ли что-то, что Вы можете вспомнить о Дьедонне, что казалось Вам в его поведении странным и непривычным в последнее время?

Возможно, я мог бы даже упросить Вас воспользовавшись статусом друга Дьедонне, под хитрым предлогом забрать камень из музея, чтобы как минимум — отложить выставку до момента, когда его происхождение и магические свойства не будут уточнены, чтобы не подвергать людей огромному риску, в ходе ее проведения.

Мне страшно предположить, что может случиться, если у эта безделушка действительно воскрешает мертвых...

Может быть, я всего лишь схожу с ума, война и не такое делает с людьми. Тогда, считайте все это смешной причудой! Я наверняка кажусь вам взбалмошным, чересчур своевольным и не знающим никаких границ юношей, но тем не менее, Вы должны понять, что именно это помогало мне выживать с самого моего детства.

В конце концов, подумайте, какие неприятности Вас могут ожидать, если Вы окажетесь связаны с именем безумного некроманта, а о Вашей дружбе, кажется, известно всем...

В очередной раз приношу извинения за столь самозабвенное письмо. Надеюсь, Вы отнесётесь к нему с пониманием. 

Совершенно некстати, извините так же и мое излишнее любопытство, но я чувствую странную ответственность за Ваше признание Росси. Все ли у вас хорошо? Не в обиде ли вы оба на меня, за мой бестактный блеф на празднике? Искренне желаю вам счастья. Рад был бы оказаться его причиной, не неся на совести Ваше разбитое сердце!

Письмо Ларуша к Блэквеллу

Ваше Превосходительство, 

Я был весьма удивлен получить Ваше письмо столь внезапно, но содержание его поразило меня еще сильнее. Прежде всего, хочу поблагодарить Вас за добрые слова в мой адрес, а также проявленное Вами уважение к моей скромной персоне. Я глубоко ценю то, что Вы ставите моё мнение во внимание, а также обращаетесь ко мне за знаниями в сфере искусства и магии, хотя я не могу назвать себя настоящем экспертом, лишь увлеченным поборником. Но отвечая на Ваши вопросы по порядку, хочу заверить Вас, что мне было известно, что перевозит моё судно. Так или иначе, но сама транспортировка ювелирных украшений и прочих экспонатов на территорию Червонной страны была произведена совершенно легально, все продукты творчества имеют верно заполненную декларацию, даже колье Датура, несмотря на то, что изначально оно получено довольно кощунственным методом, коих я одобрить не могу. Вопрос морали для меня всегда превыше эгоистичных желаний и тяге к прекрасному, но вот Лорд Дьедонне не имеет предубеждений перед красотой. Я же согласился на это по своей воле, за что Вы в праве меня осудить и я честно признаю вину перед нравственностью, но мой голос имеет наименьшую ценность в сознании Лорда Дьедонне, поэтому отступи я тогда от его предложения, мой порывистый друг бы наслал бы на себя ненужное внимание, перевозя снятые с усопших тел драгоценности, привлекая тем самым еще больше бандитов, жаждущих той силы, которую они не понимают. Но не поймите превратно, я ругаю Его Благородие лишь из добрых побуждений, искренне полагая, что наша дружеская связь обязует меня быть честным с ним. Он прекраснейший человек, хоть со стороны кажется слегка безумным, но, пожалуй, это свойственно всем творческим гениям, тем более столь чувственным. Упрямство - единственный грех, что я в нем узнаю, который несет в его жизнь хаос, ведь ревнители эстетизма всегда навлекают на себя беды за слепоту и безучастность к материи, отвергая всё, кроме своей любви, но прошу Вас поверить мне, этот человек не способен на те страшные преступления, что Вы описали! Лорд Дьедонне весьма разговорчив, бросаясь такими громкими словами о жертвах, но он в жизни не обидел ни единой души. Во всяком случае, за все десять лет нашего знакомства, он показывал себя как достойнейший человек и верный муж, каждый кто знал его с детства может подтвердить мои слова… Что касается Леди Дьедонне, то она действительно не выходила из своего поместья уже два года по причине болезни, однако, я переодически наношу их семье визиты, и если же мои глаза мне не обманывают, то Вы ошибочно поспешили с выводами о том, что жена моего друга почила. Благо небесам, эта женщина жива, хотя пребывает в весьма странном, по моим меркам, состоянии. Буквально несколько месяцев назад я наносил визит в их дом, где имел честь поприветствовать Её Благородие, однако она выглядела столь подавлено и беспомощно, что отказалась удостоить меня хотя бы взглядом, иногда же во время моего пребывания мне и вовсе запрещено входить в покои больной. Такая здоровая и сияющая ранее, она совсем зачахла от своего необъяснимого состояния… Такая ужасная участь для столь красивой женщины, пускай её характер не располагал меня, но никто не заслуживает таких мучений. Особенно я сочувствую Лорду, который не в силах что-либо сделать, но вынужден наблюдать за медленным увяданием. Впрочем, странности на необъяснимой болезни не заканчиваются, ввиду своего состояния, которое видимо отразилось в душевных страданиях Мирабеллы Дьедонне, она совершенно не желает видеть своего мужа и разговаривает с ним исключительно через дверь, а также вот уже второй год в их поместье занавешены все зеркала, и дворецкие тщательно проверяют гостей на наличие оных, прося их оставить на время пребывания в прихожей… Но, знается мне, что подобные причуды не столь редки в богатых домах, а потому я предпочел сохранить молчание, не давая волю своему любопытству. Впрочем, я исполнил Вашу просьбу, посетив особняк, чтобы занести документы секретарю, и хоть меня не пустили в спальню, но я отчетливо слышал девичий плач, столь громкий, что неловкость погнала меня прочь от покоев знатной леди. 

Двигаясь дальше, хочу сообщить Вам, что идея провести выставку, оставив колье Датура на хранение в главном музее принадлежит мне. Я сам не брезгую иметь в своей коллекции магические артефакты, но сила их мне хороша известна и далеко не столь могущественна, чтобы бояться, но желание Лорда хранить колье покойницы у себя, без надлежащей защиты, привело меня в ужас. Не только страшна угроза воровства подобной вещи, но и сама её аура. Увы, я не осведомлен о настоящих способностях данного украшения, и не могу подтвердить или опровергнуть то, что молва о нем ходит как о воскрешающем предмете, но опровергать опасность проклятой вещи не стану - многие магические оценщики согласиться со мной, что рубины в этом украшении содержат невообразимо большое количество энергии. В национальном музее подобный предмет могут как защитить от неокрепшие жадных умов, так и запечатать разрушительную силу. Разве не лучше, чтобы опасная часть коллекции хранилась в надежном месте, но могла продолжать радовать глаз без неприятных последствий? Я уверен, что крупная выставка удовлетворит желание Дьедонне похвастаться своим состоянием и спасет его от множества неприятностей. 

«Датура» – это колье, коему насчитывается более пяти столетий. Конечно, оправа ожерелья несколько раз реставрировалась, но сами рубины никогда не заменялись. Существует множество подделок, потому что легенда этой вещи сильно привлекает коллекционеров и охотников за сокровищами. Настоящие камни, если Вы в смотритесь в них, несколько отличаются от простых рубинов - внутри заметны небольшие алые капли, которые перемещаются в них подобно пузырям в небольшой герметичной емкости. 

История гласит, что в одном маленьком королевстве, которое уже давно стерто с карт, жили две прекрасные знатные дамы, затмевающие своей красотой всё живущее на земле; они носили самые лучшие одежды, поражая выходными платьями и украшениями все соседние земли, лица их всегда были румяны и белы, волосы не путались даже во время сна - они были вестниками идеальной молодости, венцом красоты, в которой обе были друг другу совершенно равны, разделяя свой триумф над всеми. Не завидуя, но искренне любя друг друга, они жили мирно, пока время шло своим чередом, понемногу отнимая юношескую красоту, заменяя её взрослой величественностью. Но всем отмерен свой срок, и одна из девушек внезапно умерла. Преподнося умершей последний свой дар в виде ожерелья, выжившая расплакалась кровавыми слезами, орошая лицо и покрытую ожерельем шею, замертво падая на свою подругу, и пробуждая труп, который со второй жизнью стал прекраснее, словно впитав утерянную молодость обоих. Отныне все кто смотрел на ожившую не могли поверить, что это живое существо, и словно под гипнозом повиновались любому капризу. Конечно, версий у легенды происхождения Датуры очень много, но у этой есть хотя бы несколько оснований быть схожей с правдой - существуют исторические документы подтверждающие нахождение в то время, и в том месте схожих персон. Люди любят приукрашать и мистифицировать события, поэтому точных записанных сведений сейчас уже не отыскать… Надеюсь, что смог хотя бы немного быть Вам полезным, развеивая Ваши сомнения на счет Лорда Дьедонна и его планов. 

Что касаемо моей персоны, то я не могу остаться в обиде на человека, который странным, но весьма успешным образом помог мне раскрыть свои сердечные намерения. Признаюсь честно, произошедшее на балу до сих пор вызывает во мне ураган эмоций, но вовсе не злости или сетования. Даже если бы мое признание в итоге было бы отвергнуто, это было лучше, чем оставаться в трусливом неведении, а Вы не были бы повинны в безраздельности моих чувств. Как и ранее, я благодарен Вам за содействие и партнерство, более того, насколько мне доложили, Вы уберегли мой корабль, потонувшие вещи и нанятый экипаж от нападения пиратов за что я вновь испытываю к Вам огромную признательность. Думаю, что и Лорд Дьедонне, чью жизнь Вы уберегли в тот день, поддерживает моё желание ответить Вам благодарностью. Сам же я в растерянности от того, что не знаю как её выразить, тем более, что моё общение с Караццо стало ближе. Он даже согласился остаться в моем поместье, возможно, я сумею его склонить к штатской воинской должности. 

Не знаю получилось ли удовлетворить Ваше любопытство, но в любой момент я готов принять Вас у себя и поделиться всеми знаниями, коими располагаю. Желаю Вам пребывать в здравии и хорошем расположении духа, а также успеха в будущих переговорах. Прикладываю к письму довольно неформальный подарок, и прошу не осуждать за мою дерзость вручить Вам парфюм, не зная Ваших вкусов, но отправить пустую бумагу мне несколько стыдно. 

Искренне ценящий Ваше расположение,

Орельен Ларуш.